Мы в долгу перед ней - Стр.6
Со мной к Ивану в больницу ездила и наша Тамара. Лицо у мужа было всё перебинтовано. Я сказала ему, что дочка рядом со мной стоит. Он поводил по головке, по плечам её пальцами: «Ты моя красавица! Не волнуйся, скоро я буду дома». Да, вот ещё деталь: когда Водовозов победил слепоту Ивана во второй схватке окончательно, его тут же затребовали в Москву, удостоили звания профессора. Он до этого был главврачом клиники. Я систематически ездила с мужем к Александру Михайловичу на профилактические процедуры и осмотры. И каждый раз Водовозов уговаривал Ивана «отдохнуть душой и телом на рыбалке». Купил для «новичка» дорогой спиннинг. Это вы на фотографиях у нас в альбоме видели, в «Осколок в сердце» пропечатали их…С Машей мы всегда были вместе. И «баба Рая» - мама её – очень доброй женщиной была. Всё фотокарточки любила раскладывать и про всю жизнь Машеньки своей рассказывать. Как я с этими людьми душой отдыхала! Да, Иван добился и телефона для Ладыченко.…Между прочим, не раз сердечно упоминавший нашу Машу сам Родимцев, и многие другие, кого я знала, удивлялись: Ладыченко нигде и никогда после войны не обмолвилась и словом о своей принадлежности к оборонявшим Дом Солдатской славы. В предисловии к московскому изданию нашей с Иваном книги генерал первым (!) сделал две принципиальные зарубки: поставил «Дом Павлова» в кавычки и особо тепло отозвался о Маше – равноправном участнике гарнизона, пока он не был расформирован. Последний раз мы виделись с Марией Степановной, когда я овдовела. Заболела Маша, а я поехать к ней не могла. И вдруг звонит её сына Володя: «Мама умерла…». А сперва мы «бабу Раю» похоронили.… Ездили с мужем проводить её в последний путь. Когда Афанасьев «пробил» вопрос с ордером на квартиру для Маши, «баба Рая» решительно отрезала: «Свою хибару я не оставлю, её стены мне святы, в них дитё моё выросло, внучок родился…». Володя вырос, женился и тоже на «площадь» матери не прописался. А вот когда муж Марии ушёл из жизни, Володя перебрался к матери, чтоб морально поддерживать её. Я знаю, я видела сама, как уважали Марию Степановну на работе. Подругами она была богата. Когда мы с мужем приезжали к ней в магазин, она говорила одно: «Девчата, чайку гостям быстренько поставьте…». Все сбегались пообщаться с нами. Похоже, Маша об Иване и обо мне рассказывала немало. Про Александра Михайловича тоже хочу добавить кое-что. Он часто к нам приходил. Им с Иваном было интересно общаться. Рыбачили они всегда на правом берегу, Кое-что ловили.… Но главное – успевали наговориться. Если не возражаете, ещё об одном человеке я бы упомянула. В годы войны, уже после Сталинграда, у Ивана был ординарец Михаил Акимович Давыдович. Позже они потеряли друг друга из виду.…Однажды Михаил приехал сюда – захотелось увидеться с Афанасьевым, о котором тогда много и часто писалось. На экскурсии подле Дома Солдатской славы насел на экскурсоводшу, чтоб адрес точный дала. «Нам не велено! Слишком много желающих увидеть героя, руками потрогать, домой к нему заглянуть», - отбрила его. Давыдович выбросил «козырную карту»: знаю, мол, как отличного командира, имел честь служить при нём порученцем, хочу хоть голос его услышать. И на работе у Ивана звонок: «Товарищ Афанасьев, я – тот самый Михаил Давыдович, с другом прибыли на святую землю, свидеться бы нам…». Муж ответил: «Пожалуйста. Буду очень рад». «Но я не один…». «Тем более, пожалуйста!». И сразу же Иван перезвонил домой, мне: «Сегодня у нас будет двое гостей. Приготовь что-нибудь…». Я встретила их хорошим столом – щами наваристыми, жареным лещом. По стопочке они себе «позволили». Навспоминались. Михаил, конечно, знал из печати, какие были муки у Афанасьева со зрением. И проговорился. Работает главным инженером на большом заводе в Москве. Одним глазом работает: второй отказал полностью из-за фронтового ранения. Но теперь и вторым видит плохо. Секретарь читает ему документы, а Михаил лишь подпись ставит. Все столичные светила от Давидовича открестились: «Бесполезное дело и начинать ни к чему». Иван посмотрел на меня. Я кивнула. И он пообещал Михаилу: «Попробую поговорить с моим спасителем Водовозовым». Михаил рассказывал о жене Люсе, о дочке Жене, сыне Феликсе: «Будете в столице с супругой – обязательно у нас остановитесь, не обижайте отказом». Иван проводил гостей на вокзал. Вечером рассказал о беде Михаила Водовозову. Тот порекомендовал, не раздумывая: «Пусть берёт направление в мою клинику, а уж мы тут решим, что к чему». Когда Давыдович появился в нашем городе и с направлением, и со своей Люсей, мы их решили оставить у себя! Водовозов очень тщательно обследовал Михаила и очень спокойно сказал: «Вы будите видеть нормально». Оставил его в клинике. Мы с Люсей продукты ему носили. С месяц это длилось, и Люся заволновалась: «Я вас стесняю…». Иван и я твёрдо настояли на своём: «В тесноте – не в обиде». После операции Михаил действительно видел нормально, хотя в Москву он был отправлен ещё с повязкой. Тамошние профессора долго не верили, что «провинциал» их переплюнул.… И до недавнего времени Михаил оставался главным инженером на сверхважном предприятии. Иван, да и я бывали у Давыдовичей, Люся очень нравилась мне своей боевитостью. Прекрасная дочка Женечка училась в медицинском, Феликс был студентом. Очень гостеприимные люди с открытыми душами! Когда 17 августа 1975 года умер Иван, я позвонила Михаилу Акимовичу. Он и Люся примчались. Как и родня моего Ванюши – двоюродный брат, племянница. У меня все они не разместились бы, и знакомая наша, врач санэпидстанции Светлана Ивановна Трухматова добилась мест в военной гостинице рядом с нашим домом. И никаких денег с моих гостей никто принципиально не взял! Похороны шли от Дома офицеров, гроб солдаты донесли и установили под нашими окнами. Очень много было автобусов и легковушек, поскольку местных и, особенно, иногородних друзей у Ивана оказалось невероятное количество. Половина из них – молодёжь, с которой он встречался, переписывался. Прощальный салют на нашем Центральном кладбище. Поминки на огромное число гостей. И тут местные «головы» меня попеняли: «Екатерина Ивановна, что же не подсказали, мы бы Ивана Филипповича похоронили на Мамаевом кургане…». Я пожала плесами: «А вы, почему же не дали понять, что в таких подсказках нуждаетесь?..». Когда реставрировался Дом Солдатской славы, шла перепланировка квартир, а жильцов расселяли по другим адресам, нам с сыном Анатолием и дочерью Тамарой предложили разместиться в строении, которое Иван со своим гарнизоном отстоял в дни битвы. Я отказалась категорически. Мне нравится тишина на улице Советской. Никто не докучает всяческими расспросами. У меня нет сил быть живым экспонатом. Я доверилась только вам: много раз читала и перечитывала ваши публикации о защитниках Дома Солдатской славы, об их командире и моём супруге. Спасибо, что в своём «Осколке» в пятый раз, для новых поколений читателей перепечатали книгу Ивана Афанасьева и познакомили людей с перепиской Ивана Филипповича со своими сослуживцами – привели подлинники, с которыми не поспоришь. Большое спасибо, что и про нашу Машу Ульянову – Ладыченко из Кировского района помните. А вот в книжке Якова Павлова ей места не нашлось! Хотя, по-моему, нормальным людям давно понятно стало, почему он не рискнул с 1948 года свои «заметки» хоть раз переиздать…
Рассказ в присутствии дочери Ивана Афанасьева Тамары
записал на диктофон Юрий Беледин».
Вот и приходится мне поисковику делать такой вывод:
СПРАВЕДЛИВОСТЬ ПАМЯТИ ТРЕБУЕТ ОТ НАС ХОТЯ БЫ СЕЙЧАС ОТДАТЬ ДОСТОЙНУЮ ПАМЯТЬ ЗАЩИТНИКАМ СТАЛИНГРАДА:
1. Дописать имя Марии Степановны Ульяновой (Ладыченко) на памятном панно на стене «Дома Солдатской славы» («дома Павлова») в Городе-Герое Волгограде;
2. Перезахоронить командира гарнизона «Дома Солдатской славы»
(«дома Павлова») Ивана Филипповича Афанасьева на Мамаев курган в
Городе - Герое Волгограде.
В Кировском районе я уже поднимала вопрос об открытии Мемориальной доски на доме, где жила М. С. Ульянова. Вновь иду во власть, возможно, теперь хватит доказательств. Собирая материал, иногда, позволяла себе зло шутить: «Позвоните на тот свет и вам всю правду расскажут». И тут же находила о М. С. Ульяновой в книгах А. И. Родимцева, В. И. Чуйкова и у других её товарищей по войне, не забывающих скромных медсестричек и помнивших их имена.
В самый грустный
И редкостный праздник в году –
В ДЕНЬ ПОБЕДЫ –
Я к старому другу иду.
Дряхлый лифт
На четвёртый этаж вползает с трудом.
Тишиною
Всегда привечал этот дом.
Но сегодня
На всех четырёх этажах
Здесь от яростной пляски
Паркеты дрожат.
Смех похож здесь на слёзы,
А слёзы на смех.
Здесь сегодня
Не выпить с соседями –
Грех…
Открывает мне женщина –
Под пятьдесят.
Две медальки
На праздничной кофте висят,
Те трагичные, горькие –
«За оборону»…
Улыбаясь,
Кос поправляет корону.
Я смотрю на неё:
До сих пор хороша!
Знать стареть не даёт
Молодая душа.
Те медальки –
Не слишком большие награды,
Не прикованы к ним
Восхищённые взгляды.
В делегациях
Нету её за границей.
Лишь, как прежде,
Её величают «сестрицей»
Те, которых она волокла
На горбу,
Проклиная судьбу,
Сквозь пожар и пальбу.
- Сколько было
Спасённых тобою в бою?
- Кто считал их тогда
На переднем краю?.. –
Молча, пьём за друзей,
Не пришедших назад.
Две, натёртые мелом,
Медали горят.
Две медали
На память о чёрных годах
И об отданных с кровью
Родных городах.
Юлия Друнина.
25 апреля 2012 года. Дэя Вразова - руководитель клуба краеведов «Поисковый дом «Память и Гордость Бекетовки». (Штаб поискового отряда «Огонь Памяти» имени Сергеева А. Н.»)». МУК ДК «Патриот» Кировского района Города-Героя Волгограда.