Посмотрим правде в глаза - Стр.2
получили ответ, что кроме Павлова ни о ком не слышали. «Неужели все погибли? Всё могло быть. Это война», - думалось Ивану Филипповичу. 6 октября 1951 года в звании капитана И. Ф. Афанасьева уволили по болезни. Он стал инвалидом войны. Семья Афанасьевых получает официальное приглашение на торжества по поводу 14-й годовщины победы у Волги: «… Добрались мы до Сталинграда. Иван встретился с Василием Глущенко, Файзрахманом Ромазановым, Ильей Вороновым, Марусей Ульяновой - Ладыченко. Вся ночь ушла на воспоминания». (Юрий Беледин. НЕ ПОСЛЕДНЕЕ СЛОВО. МОЁ И ВАШЕ. Волгоград, 2003, С. 187). На торжественном заседании и была вручена И. Ф. Афанасьеву медаль «За оборону Сталинграда». Слепой ветеран начал работать над книгой. Екатерина Ивановна под диктовку мужа писала письма его сослуживцам. Читала ему приходившие ответы. Вот один из них: « Здравствуй, Иван Филиппович! С большим приветом и самыми лучшими пожеланиями – твой фронтовой друг А. Жуков.
…Теперь насчёт награждения Павлова. Я как командир батальона ничего не знаю. Я его не представлял и никогда не представил бы к этой награде. Это всё делалось без меня.
…И он перечисляет тех, кем командовал «гарнизон» дома: Воронова, Демченко, Глущенко, санитарку Ульянову Марусю и других.
…Я писал Н. Шевцовой, директору музея, что Сталинград не знает правды и боятся её.
…С приветом. А. Жуков. 4/ХI – 58 г.». (Там же. С. с. 188-189).
Вот второе интересное письмо, которое писал в Музей Обороны Алексей Иванович Иващенко: «Уважаемый тов. директор!…Но уже доказано, что Павлов и его группа проникли в дом, который на тот момент не занимался немцами. А значит, это была не особая заслуга Павлова занять пустующий в ночное время дом. Я не собираюсь превозносить заслуги одних и хаять других. У Вас достаточно материала, чтобы судить, кто какую роль играл. Скажу только одно: все приказы и распоряжения, письменные и устные, не один раз приходилось доставлять и мне, пока не было хода сообщения, только не на имя Павлова, а Афанасьева. А по этому можно судить, что во время обороны Афанасьев не был только командиром пулемётного взвода, а командовал всей группой защищавших дом. Это главное моё замечание». А вот третье письмо: «Письмо пущено из села Глинок 4/ХI/62 г. от вашего верного боевого друга и товарища Ильи Васильевича Воронова…Я им написал, кто дом оборонял и кого я лично знаю, кто был у нас командиром гарнизона. Не Павлов, а Афанасьев! И добавил, что мы просим о переименовании «Дома Павлова» в Дом солдатской славы. Мы требуем этого…». (Там же. С. 191). Прочитаем рецензию на книгу Л. Савельева «Дом сержанта Павлова», написанную Анной Ивановной Глазуновой 30 августа 1960 года в Воениздат МО СССР и редактору Н. В. Полякову: «Я не согласна с названием книги. Павлов не один защищал дом. Как могли редактор Поляков, технический редактор Е. Коновалова, рецензенты не заметить, что 105 раз назван «Дом Павлова» и 211 раз упоминается фамилия Павлова…
Не хочу умалять достоинств Павлова, но зачем так бессовестно приписывать только ему всё? Этим Павлов возвышается, а унижаются все, кто хорошо знал ход защиты дома. Назвали бы его Домом Солдатской славы – было бы точно и справедливо!». (Там же. С. 192). Мы с вами только слегка соприкоснулись с той обстановкой, в которой слепой Иван Филиппович работал с помощью верной и понимающей жены-помощницы Екатерины Ивановны над книгой. Рассказывает жена: «… по вечерам он у столика какие-то строчки вкривь и вкось выводил наугад. Я днём ему читала, что могла разобрать. Он вспоминал новые факты,…довольно быстро освоил муж азбуку Брайля – дело пошло быстрее. А когда общество слепых подарило Ивану пишущую машинку, он умудрился запомнить, где какие буковки. Я ему диктовала – он стучал по клавишам…первый тираж книги разошёлся мгновенно. Ведь в городе было множество экскурсантов, гостей заграничных. Школьники часто приходили в нашу квартиру. Иван с ними разговаривал, я покупала конфет – чай пили. В городе его постоянно просили сфотографироваться с молодёжью, и со взрослыми. Здесь же переиздавалась книга вторично. А потом было московское издание, через десять лет…уже после смерти мужа мы с дочерью получили из Германии приглашение на премьеру постановки по книге Афанасьева: там немец – руководитель театра – сделал инсценировку». (Там же. С. 192). Кому интересны подробности, найдите книги Беледина и почитайте всё сами. Он сорок лет занимается темой «Дома Солдатской славы».
«…Муж, помню, получил письмо из Италии, где его книгу тоже переводили. Переводчик просил помочь: «Мне надо верно перевести, а я не знаю, что такое лапти…». Иван ему подробно отвечал. И уже много позже Иван Максимович Логинов меня спрашивал, получили ли мы гонорар из Италии. «А разве книга там вышла-таки?». «Да! В Генуе. И ещё в Чехословакии…». «Впервые слышу». Но это я, между прочим, вспомнила. Ну, а с признанием заслуг мужа история смехотворная. Ещё тогда Музеем обороны руководила Шевцова, она вместе с ветеранами битвы направляла документы в Москву с ходатайством о присвоении Ивану Филипповичу звания Героя, о вручении Воронову и Глущенко орденов Ленина, а остальным, кто жив остался, - других орденов. Оттуда даже не ответили. И года два назад сосед по дому, имеющий отношение к ветеранскому начальству, сказал мне «по секрету», что снова посылали документы, множество подписей собрали, даже Музей-панорама «Сталинградская битва» вроде бы ходатайство поддержал. О посмертном присвоении Героя. Я пожала плечами и смолчала. Если уж при жизни Афанасьева, отдавшего много сил и здоровья общественным делам – просьбам о наградах своим бывшим подчинённым, о путёвках, чтобы подлечились, о налаживании быта, работе в обществе охраны памятников истории и культуры, в областном Комитете защиты мира, в местной секции Советского комитета ветеранов войны, его обошли с присвоением звания «Почётный гражданин города», а Павлову и Чуйкову на блюдечке преподнесли «За особые заслуги, проявленные в обороне города, и разгром немецко-фашистских войск в Сталинградской битве», теперь всё быльём поросло. Яков Павлов только раз приходил к нам домой. Был в очередной командировке, позвонил, я пригласила. Сели они с мужем, выпили, как водится. Павлов порасспрашивал нас про житьё-бытьё и как отрезал: «Иван, какой ты дурак! Я дом построил за счёт государства, получил трёхкомнатную, и будут у меня обеспечены все родные. А ты в этой конуре так и сдохнешь!». Это было в начале семидесятых. Все отношения Ивана и Якова тогда и кончились». (Там же. С. 193). Когда было открытие мемориальной доски в память о комбате Жукове: «… Я, грешным делом, надеялась, что и мне позвонят, позовут. От моего подъезда до той самой доски – двести метров ходу всего-то. Может, даже и не смогла бы пойти, давление гробит. Но внимание оценила бы. Нет.… Да что я – кто я такая? Вон Илья Воронов, которому уже 92 года, он с инвалидной коляски не встаёт, ногу в Сталинграде потерял, два десятка ранений у него, «украсил» бы церемонию. Но уже не судьба. Наступает забытьё. Или, может, слово забвение правильней?». (Там же. С. с. 193-194). «До дня кончины 17 августа 1975 года Иван Филиппович состоял в Советском комитете ветеранов войны, войдя в него в семьдесят первом. Его хорошо знал председатель комитета Павел Иванович Батов – генерал армии, дважды Герой Советского Союза, защитник Сталинграда. И регулярный деловой контакт поддерживал наш земляк - камышанин, ответственный секретарь комитета, легендарный лётчик Алексей Петрович Маресьев…в один из визитов Маресьева к нам я получил редакционное задание взять интервью. Он пригласил в свой номер гостиницы «Октябрьская».
…Маресьев неожиданно завёл речь об Афанасьеве:
- Вот смотри: у Якова Павлова было два ордена Красной Звезды и две медали «За отвагу», войну закончил старшиной батареи в Восточной Пруссии. А у Ивана Афанасьева – Красная Звезда, орден Отечественной войны, медали «За боевые заслуги», «За взятие Берлина», «За освобождение Праги», «За победу над Германией». Ну и за Сталинград…это, так сказать, формальная сторона. Теперь смотрим на существо. «Под Афанасьевым» - капитаном запаса в секции ходили Герои Советского Союза Федорков, Чепурнов, Гласко, Числов, Плякин, генералы Аргунов, Коломиец, Морозов, полковники и подполковники – почти три десятка таких, кому палец в рот не клади, по плечо отхватят руку. Избрали бы, терпели бы они Ивана Филипповича, если б он характером был хлипок и умом не взял? Чёрта с два. Зато даю голову на отсечение, что Яша Павлов меж ними не прижился бы совсем. Афанасьев первым толкнул идею поднять через военкоматы поднять молодёжь на поисковую работу, чтоб сталинградцы упокоились достойно. Эта мысль с таким скрипом проходила обкатку, что искры сыпались: «А кто присматривать будет? А де денег брать? А кто ответит, если что случится?». И вообще.… Но он упорный был!». (Там же. С. с. 180-181). Пусть Иван Филиппович Афанасьев сам расскажет об этих событиях: «Октябрь 1967 года. Город в праздничном убранстве.…Над площадью торжественно плывёт траурная мелодия. Стрелки часов приближаются к двенадцати. Взор многотысячной массы народа обращён в сторону гранитного обелиска, где у надгробия братской могилы павшим героям гражданской и Отечественной войн стоят знаменосцы. Здесь же выстроился почётный караул солдат и офицеров волгоградского гарнизона.…Затихает траурная мелодия. Наступившую тишину разрывают звуки фанфар «Слушайте все!»…Почётная честь – зажечь факел от вечного огня на площади Павших борцов и доставить его для зажжения огня бессмертия в зале воинской славы на Мамаевом кургане – предоставляется участнику Сталинградской битвы, дважды Герою Советского Союза В. С. Ефремову…Ефремов зажигает факел, поворачивается и торжественным шагом проходит перед строем воинского почётного караула. Он в парадной форме военного лётчика, вся грудь в орденах и медалях, они искрятся и переливаются в лучах осеннего солнца. Его сопровождают два ассистента. Участник трёх войн, Герой Советского Союза, полный Георгиевский кавалер К. И. Недорубов и автор этих строк…За нами идут знаменосцы…Зажжённый факел устанавливается на бронетранспортёр. В. С Ефремов, знаменосцы и мы с Недорубовым занимаем места в открытых машинах ГАЗ-69. И кортеж в сопровождении эскорта мотоциклистов и почётного воинского караула трогается в путь, к Мамаеву кургану.
…От площади Павших борцов до самого Мамаева кургана живой коридор. По обе стороны дороги, как в почётном карауле, стоят в глубоком молчании тысячи волгоградцев. Бывают минуты, когда вот такое молчание красноречивее всяких слов…Кортеж выходит на площадь имени В. И. Ленина. Каждый раз, когда я бываю на этой площади, мысли невольно уходят в прошлое.…Слева – новое, светлое, современное здание. Это Дом Советской Армии. Оно выросло как раз на том месте, где стояла обгоревшая коробка «молочного дома». До мелочей припоминается, что здесь произошло в тот памятный день 25 ноября 1942 года. Перед глазами одна за другой оживают картины боя. Вот отсюда, где теперь шуршат зелёные деревья сквера, поднимались в атаку. Как сквозь туман всплывает знакомая коренастая фигура командира роты Наумова. Подобрав длинные полы шинели, он быстро бежит через площадь. В одной руке он держит автомат, другой придерживает на боку полевую сумку. Вокруг него рвутся огненные стрелы. И вдруг видим, он падает. Затем поднимаемся, делаем ещё несколько шагов, снова падает теперь уже мёртвым. Справа памятный дом. 58 дней на огненной черте. С торцевой стены на нас смотрит суровое лицо солдата в каске. Символический образ советского воина, кажется, чем-то похож на Александрова, Чернышенко, Свирина, Хаита, Черноголова, Довженко и других бойцов гарнизона, а может, и на всех защитников Сталинграда. Торжественный кортеж останавливается у центральной лестницы Мамаева кургана. Факел снова в руках дважды Героя Советского Союза В. С. Ефремова. Меняются знаменосцы…Медленно поднимаемся по лестнице. Ветерок колышет пламя факела, трогает шёлковые полотна знамён. По обеим сторонам в строгой шеренге застыли воины, тихо шуршат листвою пирамидальные тополя…Шаг за шагом поднимаемся всё выше и выше. Теперь по обеим сторонам стены – руины. Трудно разобрать, где жилой дом, а где заводской корпус. Война настолько изуродовала город, что от него остались только одни глыбы развалин. Присмотрись повнимательнее в эти руины – это каменная книга героической летописи. Из развалин перед тобой выступают изображения человеческих образов. Вот в полный рост стоит раненый воин. Грудь у него вырвана осколком, обнажено сердце, но он не падает. Он утверждает, что здесь умирали стоя. Как из глубин времён, из руин выступают шеренги бойцов. Их лица неподвижны. Это те, кто погиб здесь, защищая твой дом. Это те, кого мы называем героями, о ком слагают легенды, поют песни. И вдруг камни Мамаева кургана оживают. Где-то внутри самих стен звучит музыка. Её сменяет пулемётная, автоматная стрельба. Слышатся разрывы мин, снарядов. Бой нарастает. Прокатывается громкое ура. И вот уже льётся задушевная солдатская песня, она перекрывается знакомым мужественным голосом Левитана: «Сегодня, 2 февраля 1943 года, войска Донского фронта полностью закончили ликвидацию немецко-фашистских войск, окружённых в районе Сталинграда…». Как хотелось тогда, в феврале 43-го, услышать, что же в своё оправдание скажет Гитлер немецкому народу. В начале Сталинградской битвы он хвастливо заявлял: «Мы сегодня контролируем и Днепр и Дон. И когда скоро у нас будет полностью Сталинград, будем контролировать и Волгу». А что же теперь сказать в оправдание. Об этом мы узнали немного позже. Вот что говорил Гиммлер: «За днями успехов и счастья пришли дни неудач. У Сталинграда произошла трагедия. Во всём виноваты изменники и трусы». Итак, изменники и трусы. А что же ещё? На это отвечает Геринг: «И тогда сказала своё слово судьба. Страшная зима обрушилась на нас с невообразимой силой». Ещё один виновник – зима. Да, зима в тот год была суровая. Но кто же виновник по-настоящему? Да вот они. Живые и мёртвые герои Сталинграда. Их бессмертию народ и возвёл величественный памятник на Мамаевом кургане. Многолюдно на площади Героев памятника-ансамбля. Здесь собрались трудящиеся Волгограда, представители городов-героев, гости из соседних областей и краёв. Много ветеранов Октябрьской революции, гражданской войны, участников битвы на Волге и других великих сражений. На пиджаках и кителях – Золотые Звёзды Героев, ордена и медали.
На трибуне Л. И. Брежнев, А. Н. Косыгин, Н. В. Подгорный, Министр обороны СССР Маршал Советского Союза А. А. Гречко…Наш путь подходит к концу. Знаменосцы останавливаются против трибуны, здесь же остаётся и почётный караул, а мы с факелом направляемся в зал воинской славы. Перед входом с накинутыми на плечи плащ-палатками, в касках стоят молодые солдаты. Это их отцы, матери защищали Мамаев курган, штурмовали рейхстаг, и они же крепко держат в руках оружие, как герои Сталинграда. Мы у входа в зал воинской славы. Нависшие потолки, серые бетонные плиты напоминают блиндаж. Но вот крутой поворот, и мы в великолепном, сверкающем золотом зале. По всей окружности стены свисают символические красные знамёна, они тоже из золотой смальты. На них снизу доверху начертаны имена воинов, павших в Сталинградской битве. Над знамёнами широкая лента с надписью: «Да, мы были простыми смертными, и мало кто уцелел из нас, но все мы выполнили свой патриотический долг перед священной матерью-Родиной!». В центре зала – большая мраморная рука, держащая факел. Здесь мы и останавливаемся. Через несколько минут факел будет зажжён от огня, доставленного с площади Павших борцов. Пока на площади Героев продолжается митинг, мы посменно держим факел. В зале глубокая тишина. Как много чувств и мыслей будят эти торжественные минуты. Вслушиваемся в слова Л. И. Брежнева, долетающие до нас снаружи…Наконец, митинг окончен. В. С. Ефремов поднимается с факелом на площадку. Мы с Недорубовым занимаем место у стены при входе. Появляется Л. И. Брежнев. От имени трудящихся города и области, от имени участников великой битвы на Волге ему поручено зажечь вечный огонь в зале воинской славы. Зал заполняют руководители партии и правительства. Маршалы, герои войны,